Ной (2014)

Причудливый фильм. Фэнтезийный эпик Даррена Аронофски смешивает элементы «Властелина Колец», документалок BBC о живой природе, науч.-поп. сериала «Космос» и, как ни странно, «Трансформеров». Хотя, прежде всего, в ленте переплелись различные ветхозаветные предания вокруг центрального мифа о Ное и его плавучем зоопарке. Оригинальную историю знают все. Бог предупредил Ноя о надвигающемся потопе. Тот строит Ковчег и находит «каждой твари по паре». Бог задумал убить всех людей, кроме Ноя. Он и его семья — избранные, потомкам которых предстоит населить Землю. Ковчег выдержал испытание большой водой и пристал к горному массиву Арарат. Ной покинул Ковчег, сделал жертвоприношение. Всевышний пообещал больше не убивать всех людей и в небе воссияла радуга. Кроме ключевых моментов в «Ное» присутствуют необычно интерпретированный миф о сотворении мира, история о Каине и Авеле, грехопадение в райском саду и заимствования из Торы. Подаются в форме быстрой нарезки визуально утрированных образов. Аронофски ещё в своем дебюте «Пи» активно использовал нарезку связанных действием крупных планов под аккомпанемент аудиоэффектов. Он называет эту технику «хип-хоп монтаж». Роскошный задник вулканических пейзажей Исландии впечатляет. Красоты фильму также добавляет использование контражура. По иронии судьбы, съёмке фильма помешало наводнение. И все же, Даррен воплотил свой замысел, несмотря на трудности. Чувствуется его режиссёрский почерк, дополненный музыкальным сопровождением его старого друга Клинта Мэнселла. В кино стоит идти без лишних ожиданий на традиционную, привычную библейскую ленту. С открытым разумом и сердцем. В «Ное» хватает странных, непонятных, местами нелепых моментов. Ближе к концу от них даже устаешь. Подбор актёров, на мой взгляд, тоже чудаковатый. Рассел Кроу в роли Ноя преображается из Гладиатора в… Хемингуэя (?) под конец. Дженнифер Коннелли в роли его жены выглядит приятно и не более. Но Эмма Уотсон и сыновья Ноя не понравились. Мотивация Хама лучше подана в Библии. Сэр Энтони Хопкинс оттянулся в эпизодах, как стрёмный чародей с взглядом рептилии. В «Ное» показан переход от ветхозаветной морали, принципов, ценностей к новым, основанным на любви к человеку и милосердии. Сама ситуация меняет Ноя. Вынуждает заключить мир с самим собой. Ной теперь не просто безжалостный слуга высших сил. Маркетологи подают «Ноя» как обычный библейский эпик по типу «Десяти заповедей», а постер цельнотянутый у «Гладиатора». Понятно, что после смыва части декораций и проблем с перерасходом бюджета, фильму нужно найти максимально широкую аудиторию. Рекламщики даже пытались получить публичное одобрение «Ноя» у Папы Римского, чтобы привлечь аудиторию католиков. Этим обусловлена и конвертация в формат 3D. Без очков изображение будет ярче, к тому же стереоскопия размывает задники и пейзажи. Думаю, при просмотре в 2D зритель ничего не потеряет. «Ной» — не совсем мейнстримовое зрелище. Картина упакована в обёртку типичного блокбастера, с присущей ему необходимостью быть эффектным аттракционом. Но внимательному взгляду в «Ное» откроются и более интересные грани. Фильм явно не создан комитетом, а продукт авторского видения сюжета из ветхих времён. Луч света промеж туч не включается, густой баритон с неба не раздаётся. И, слава богу.

Религиозному кинематографу, перелицовывающему всем известные что сведущим, что несведущим, что верующим, что неверующим библейские каноны на новый лад тотальной популяризации, на современном его эволюционном этапе присущи две, наиболее характерные, типические крайности: излишняя, наивная до безобразия детскость или же излишняя радикальность, — причем и первое, и второе не без вящих стараний унавожено чересчур прямолинейным и бесхитростным морализаторством в лоб. Очень редко обе эти крайности пересекаются в рамках синематического пространства какой-либо одной конкретной ленты, ибо априори радикализм и наивность есть вещами несовместимыми, философически неконвенциональными, художественно неравноценными и просто безыскусственно провокативными, однако последняя по счету крупная режиссерская работа культового американского постановщика Даррена Аронофски, фильм «Ной» 2014 года, умудряется прослыть не меньшим проявлением кинематографического троллинга, чем приснопамятные порнопыточные «Страсти Христовы» Мела Гибсона. Бесстыдно замахнувшись на лавры Сесиля Б. ДеМилля и Джона Хьюстона, чьи режиссерские руки в свое время искусно хороводили постановкой «Десяти заповедей» и «Библии», лишенных всякой порочной шелухи неоднозначности, и вознамерившись сыграть в «большой стиль», лишь слегка унавоженный привычными для досточтимого режиссера визуальными игрищами на грани полумалликовского психодела, Даррен Аронофски в «Ное» начисто извращает суть ветхозаветного канона, трансформируя вполне по Кубрику и Кроненбергу Ноя-праведника, спасителя рода людского, в Ноя-грешника, фактического убийцу и экотеррориста(Green peace ободрям-с, Ватикан одобрям-с, но не сразу), делая из Ноя христианского Нуха мусульманского, которому, как известно, был дан указ истребить все человечество при любом удобном случае поскольку оно изжило себя окончательно и бесповоротно. В картине широко распространенное выражение про избиение младенцев обретает реальный формат безжалостного их убиения, а истинная вера в Бога сначала подрывается тротилом множества сомнений ближайшего окружения, тогда как сам досточтимый протагонист все больше становится истовым религиозным фанатиком, ведомым уже не силой Бога, а кажется, властью Дьявола. Пророк сам становится Богом, вознамерившись решать кому жить, а кому — нет, стремясь по сути к тотальному геноциду. К финалу «Ной» становится чуть ли не атеистичным выпадом, предлагая зрителям на выбор безумство и фанатизм, или же веру в свои силы, но не в жестокого, кровавого, языческого Бога, который требует(требует ли?!) жертвоприношений. Фильм слишком искусно и чересчур манипулятивно подменяет, а то и вовсе отменяет большинство заповедей, становясь провокативным манифестом режиссера в сторону фактического безверия, ведь даже если Ной-праведник свихнулся, то что же говорить о простом люде? В картине религия и есть тот самый опиум для народа, от которого, по Аронофски, будет в финале долгий и мучительный отходняк не только для Ноя, но и для всей его святой семейки, каждый член которой был испорчен попеременно. Даже тот замечательный и знаменательный факт, что Аронофски и Хэндел при написании сценария ленты пользовались не только каноническими текстами, но и Книгами Еноха, Юбилеев и Кумранскими свитками, равно не отменяет, что их почти и не видно в основной ткани фильма. Они не дешифруются буквально, и более всего картина напоминает выцеженный субстрат комикса, и то не всегда и не везде привлекательный и интересный — в особенности с точки зрения стиля и повествовательной внятности, которые большей частью впадают в истерику постмодернизма. Впрочем, знакомый и неоднократно заюзанный стиль Аронофски угадывается в «Ное» далеко не сразу, ибо место многослойности и противоречивости на грани и за гранью фола уступила бесхитростная фэнтезийность, которая никак не коррелируется со строгими канонами веры. «Ной» по сути застрял в межжанровом пространстве, не являя собой ни полноценного религиозного трактата, ни остронадрывной драмы, ни яркого качественного фэнтези в конце концов. Фильм лишь кажется монолитным, тогда как на самом деле его конструкция хрупка, слаба и ненадежна. На поверку фильм оказывается банальным псевдоинтеллектуальным и псевдорелигиозным китчем, этакими Страстями Ноевыми на пустом месте.