Незнакомка (2006)

В постсоветскую нашу пору, стоило бравурно отгреметь парадам суверенитетов и разбиться на мелкие осколки новоприобретенной значимости своей, мы, толком не дышавшие и не видавшие ничего, с каким-то порой неосознанным остервенением ринулись в потусторонье недоступного нам дотоле забугорья и отнюдь не все продолжили штормовую волну переселения детей израилевых на Землю обетованную, кого-то манил Нью-Йорк и тамошняя наша Мекка Брайтон Бич. Но в большинстве случаев желавшие полной свободы рвались из нашей бытовушности за грань границы, открытой уже настежь, чтобы просто мир посмотреть, себя показать, златом посверкать — но это те, кто успел пооткусывать золото партии, когда она сама корчилась в муках предсмертных. Прочие же Маньки, Фроськи, Ирки да Наташки, кои Сорбонн и Гарвардов не кончали, языков не знали, но о богатстве мечтали, рвались из постсоветских стран (особенно преуспели жительницы триумвирата Россия-Украина-Беларусь) на чужбину, дабы там целину поднимать, но на поверку их маршрут был краток: чемодан-вокзал-бордель, и поднимать им приходилось уже чресла, елозя что есть мочи у потного шеста далеко не всегда в уютной Южной или Западной Европе. Не всем интердевочкам везло настолько, что их невысказанные мечтания воплощались в жизнь, ибо судьба наших за границей, рвущихся на заработки, бегущих в никуда, отмежевываясь от родства национального, весьма печальна и чудовищно типична. Для итальянского режиссёра Джузеппе Торнаторе тема «наших за бугром» была в сущности неразьясненной и не очень приметной, ибо дотоле его интересовали в творчестве темы иные, его постановочному стилю был характерен исключительный магический или поэтический реализм, и настолько погружаться в современность для Торнаторе было отчасти проявлением авторского риска. Оттого его фильм «Незнакомка» 2006 года, единственный во всей карьере Торнаторе вычищенный от шелухи преднамеренной мистичности или принципиальной условности, в котором наша непривлекательная современность выглядит quale est, воспринимается сперва как несколько очевидная для всего нынешнего европейского кинематографа остросоциальная история падения нашей отдельно взятой эмигрантки из бывшего Союза(а наших в Италии критически много), отчалившей очень давно в прекрасное итальянское далеко, но причалившей в итоге на берег торговли своими телесами. На фоне крушения идей мультикультурализма что в Италии, что повсеместно в Европе фильм Торнаторе выглядит сперва как актуальная агитка, до бесподобия чернушная и гнетущая. Но при этом не страдающая излишней тенденциозностью, но обладающая и кинотекстуальной грациозностью и, в конце концов, драматургической двусмысленностью, в финале напрочь ломающей все ранее показанное режиссёром. В русле беспросветного реализма «Незнакомка» притворяется классической историей мести, в которой непутевая мать «из наших» всеми силами пытается восстановить утраченный ею самовольно статус-кво, переиграть прошлое, вернуть все на круги своя. Торнаторе не чуждается беззастенчиво зарифмовывать Ирину Ярошенко с Сонечкой Мармеладовой, ибо и для непутевой, жёсткой, необоснованно озлобившейся на весь свет белый Ирки «нет счастья в комфорте, счастье покупается страданием, человек не родится для счастья; человек заслуживает своё счастье, и всегда страданием». И режиссёр живописует эти страдания своей героини, которая свою чаянную вину за грехопадение искупает своими и чужими страданиями. Новая Соня в прочтении Торнаторе уже не столь кротка, но по-прежнему глубоко жертвенна. Её безоглядное стремление вернуть своё, вымаливая, унижаясь, ползая на коленях, вместе с тем сосуществует с невыразимой жестокостью, с отрицанием природы ненасилия; для Ирины-Ирэн-Джорджии нет веры в Бога. Да и где здесь Бог то? Его нет, а потому путь к своему спасению будет для святой грешницы Ирины многотруден. Мир фильма тесен и темен. Пустые коридоры, тесные улочки, маленькие квартирки большого города Триест, лишенного Торнаторе отпечатков даже своей поэтичности, где живут такие же маленькие, мелкие и ничтожные люди, способные творить своими руками большой Ад. Режиссёр постоянно замыкает свою героиню в тесные внутренние пространства, обнажает её суть в этой зловещей ночной тиши, когда уже можно не прятаться ни от кого, но в особенности от себя. От каждой композиции кадра веет мятущимся экзистенциализмом, нуар оказывается ошибочным в изначальном восприятии фильма, где к финалу побеждает та самая сермяжная правда, которой невозможно добиться легко. И если Малена была новой Магдалиной, то чем Ирина не Богородица в мире, где лишь один Сатана с успехом родится? Между тем, очевидная неуникальность истории Ирины делает фильм предельно универсальным высказыванием вообще о нелёгкой судьбе наших зарубежом, которых нигде и никто не ждёт, а столь желанное место под солнцем окраплено слезами да кровью.